Рабочее движение.
Рабочее движение
Реформистская, или, лучше сказать, антимарксистская практика социалистического рабочего движения утверждалась во всех странах почти втихомолку, скорее волею обстоятельств и течением событий, нежели сознательным выбором, и часто наперекор планам теоретиков. Последние, начиная с Маркса
[35]
(который практически не знал о его существовании), всегда с некоторым недоверием относились к профсоюзному движению. В марксистской системе сфера полезных действий, отведенная профсоюзам, крайне узка и важна постольку, поскольку отражает политическую борьбу. Во всей Европе, исключая Англию, где партия выросла как политическое выражение тред-юнионов, с самого начала наметилось противоречие между партиями и профсоюзами и внешне не в пользу профсоюзного движения, которому как бы надо было подчиниться партиям, а на самом деле совсем не в пользу партий, вынужденных примирить непримиримое: теорию и практику, миссионерскую упрощенность их конечной программы с конкретными требованиями профсоюзов, революционную тактику и жесткую линию классовой борьбы с повседневной практикой совместных действий и сотрудничества с профсоюзами. Во имя конечной цели социалистические партии обнаружили себя вынужденными заняться малыми делами в пользу скромных рабочих организаций или требовать удовлетворения их частных требований, компрометируя свою революционную чистоту ради бесконечной вереницы мисок с чечевичной похлебкой. Но выбора не было. Нарастающая волна пролетарского движения с падением плотин реакции неудержимо разлилась, затопляя прежде неизвестные территории, опрокидывая теоретические стены, преодолевая все логические преграды, все анафемы и заповеди «Манифеста». Или самим двигаться вместе с этим потоком, жертвуя формулами, или быть вовлеченными помимо желания. Действуя весьма мудро, даже самые бескомпромиссные марксисты предпочли первую возможность, замаскировав капитуляцию хитроумными словесными построениями.
В сущности, профсоюзное движение никогда полностью не присоединялось к программе и, еще в меньшей степени, духу марксизма. Из всех положений марксизма оно восприняло лишь — с соот-
[36]
ветствующей коррекцией — принципы классовой борьбы и самоосвобождения пролетариата. Безусловно, это — фундаментальный принцип педагогики и тактики и Маркс более, чем кто-либо другой из писавших, вложил в его разъяснение, но его нельзя считать монопольно принадлежащим марксистской школе (Маркс позаимствовал эту формулу у Бланки), что естественно, ибо это всегда было бессознательным правилом рабочих организаций. В остальном оно недвусмысленно отвергало марксистские тезисы, утверждая возможность и желательность постепенного преобразования буржуазного общества, движения по пути голосования, переговоров, агитации, т. е. демократических методов. Полагаясь на мощь и весомость заинтересованности в достижении цели, оно не склонно осмеивать, как это свойственно марксизму, старую платформу, основывающуюся на морали и естественном праве, и не напрасно взывало к изначальным правам личности и высшему принципу справедливости. Не возводя в закон в историческом плане власть и функцию буржуазии и не склоняясь перед необратимостью, хотя бы и преходящей, законов купли-продажи рабочей силы при капитализме, оно оспорило их значимость в области этики и начало размывание их формулировок.
Драматическому и пессимистическому видению общественного процесса оно предложило взамен видение оптимистическое, конструктивное, не принимающее упрощений, которые так дороги марксизму. На место маленьких кланов революционеров, влачащихся в тени в ожидании конечного кризиса, пришли мощные профсоюзные организации, действующие при свете дня, возглавляемые людьми и деятельными и практичными, которые нанесли последний удар романтическим фигурам заговорщика и революционера; лидеры, которые, будучи выдвинуты из рядов тех же рабочих, отказались от абстрактного созерцания общественных движений и любой избыточной идеализации добродетелей пролетариата. Ад-
[37]
вокаты масс, выразители ценностей, надежд, потребностей средних слоев, а не знаменосцы маленьких групп избранных, они и борются ради целей конкретных и неотложных, как повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, расширение избирательных прав, улучшение условий труда и иногда заходят слишком далеко в своем прагматизме. Они больше не ожидают от политической партии сигнала к восстанию, напротив, претендуют на роль в парламенте и общественных представительствах для защиты свобод и введения законодательства по защите прав трудящихся. Растущее осознание границ деятельности профсоюзов, контакт с экономической действительностью, навыки полемики и привычка к ответственности, сама значительность постепенно достигаемых результатов, создающих неожиданное, хотя и неполное чувство единства с обществом, все это способствует тому, чтобы погасить в рабочем движении необоснованные иллюзии возможности и особенно уместности внезапного и насильственного переворота. Пролетариат после подъема профсоюзного и кооперативного движения и завоевания политических свобод, все отчетливее осознает ложность утверждения, будто бы ему ничего терять и все возможно приобрести в социальной катастрофе.
Пролетариат, особенно в наиболее развитых странах, осознает, что обеспечил себе достаточно высокий уровень жизни и целый комплекс прав и общественных институтов, прав, которые возможно сохранить, лишь оберегая социальную структуру от сильных потрясений, и прежде всего поддерживая неизменным производительный уровень и темп развития.
Одним словом, это совершенно иной подход по сравнению с марксистской позицией, то, что экстремисты называют реформистским «вырождением» профсоюзов. Но это «вырождение» длится уже более полувека, с каждым годом усиливаясь, и с ним теперь вынуждены считаться и наиболее ортодоксальные
[38]
марксисты. Решительной смене направления в области практики соответствует то же в сфере идеологии. Монолит марксистских установок, оставшийся незыблемым под яростными ударами преследований, в атмосфере свободной критики быстро обнаружил глубокие трещины — на сцену выходит ревизионизм, критический комментарий ко всем этим серьезным изменениям действительности.
[39]