2. Практика.

2. Практика

Итальянскому социализму нужен — что я го­ворю? — крайне необходим хороший душ реализма, более тесный контакт со страной, отказ от посредничества марксистской схемы ввиду ее слишком много­численных уродливых сторон. Вне всякого сомнения, материалистическая теория, в применении к истории, вначале была очень полезна, так как оказывала сопротивление слишком формалистическому и одностороннему подходу к историческому процессу; но, истощив свою практическую задачу и оказавшись в рабской зависимости от ранее составленных концеп­ций, кончила тем, что в свою очередь сама впала в гибельные крайности.

Гораздо чаще, чем это думают, реализм марксистов — это фальшивый реализм. Он обманывает,

[171]

когда преувеличивает значение действующих сил и их взаимодействие, но больше всего, когда говорит об историческом развитии, предписывая ему направления и исход. Марксистский социализм преодолел утопический взгляд на конечную цель, отказавшись от планов создания совершенного общества, но перенес этот утопизм на развитие. Развитие обязательно должно идти в направлении коллективной экономики на фоне прогрессирующего усугубления классовых противоречий. Он не предусматривает в своей про­грамме возможных существенных вариантов, но если таковые выявляются, он прикладывает все усилия снизить их значение, сводя их до ранга исключений. История представляется гигантской пьесой, состав­ленной по тезисам, обязательным правилам; внимание марксистского социалиста постоянно сосредоточивается на проблемах промышленного капитализма. Единственными по-настоящему законными формами производства становятся формы крупной рационализированной промышленности и крупного рационализированного сельского хозяйства. Единственной рабочей категорией, соответствующей такой ситуации, становится работающий за зарплату. По марксистской мысли, народ и рабочий являются синонимами. Другие формы производства и другие рабочие категории представляют собой двусмысленные, преходящие формы и категории, наследство экономического мира, которому суждено скоро исчезнуть; марксист рассматривает их как приобретение крупного капитализма и армии пролетариата. Только рабочий в промышленности является достойным бойцом в социалистической битве, потому что он способен подняться до совершенного классового сознания и понять свои революционные задачи. Степень прогресса определяется степенью пролетаризации.

Подобный предвзятый и обобщенный взгляд на экономическое развитие чреват серьезными несоответствиями для социалистического движения, особенно в таких агропромышленных странах с

[172]

медленными экономическими преобразованиями типичным примером которых является Италия. Особенно серьезной выглядит неспособность представить конструктивную программу так называемой переход­ной фазы, которую тем не менее требуется пережить во всей ее полноте. То, что насмешливо говорится о великих мыслителях, пренебрегающих высокими проблемами повседневной жизни, можно отнести и к социалисту-марксисту: привыкнув иметь дело с «экономическими категориями», со «способами производства», с «капитализмом» и «социализмом», он уже не может понять узкие, хотя и жизненно необходимые проблемы, касающиеся мелкой промышленности или мелкой сельской собственности, такие как испольщина, ремесленничество, аренда.

Это новый аспект его антилиберализма, на этот раз направленный не против идеологии, но против вещей. И это наверняка не последняя причина бы­строго успеха, которого добились в Италии другие политические движения — например, христианско-социальное, — гораздо менее связанные с жесткими заданными формулами.

Зомбарт разъяснил, в чем ошибались те, кто видели в будущем существование исключительно только одной экономической системы. Весь опыт прошлого и сама природа эволюции тому противоречат. В ходе истории число сосуществующих экономических сил постоянно увеличивалось, даже если их относительное положение изменялось. Зомбарт предусматривает, что в будущем будут сосуществовать, наряду с экономика­ми капиталистического типа, экономики кооперативные, коллективные, индивидуальные, ремесленниче­ские и типа мелкой сельской собственности. Он полагает — и здесь ему можно возразить, — что капитализм еще долго будет довлеть в важнейших отраслях экономической жизни, особенно в тех, что еще нахо­дятся в стадии технической революции и в тех, что стремятся к производству сложных продуктов. Но прежде всего он предусматривает важные

[173]

преобразования. Он допускает, что капитализм вынужден будет отказаться от своей гегемонии, все более подчиняясь ограничениям и вмешательству со стороны общественных властей. При этом будет разрастаться форма упорядоченной экономики, где принцип удовлетворения потребностей будет превалировать над законом прибыли. Эти великие предприятия, не подчиненные капиталистам, прежде всего утвердятся там, где спрос удовлетворен, техника производства вышла из начальной революционной стадии и сбыт и производство уже идут по проторенному пути. Дух инициативы становится все более ненужным.

Столь пестрое представление об экономической жизни ближайшего будущего выглядит гораздо менее блестящим, чем у Маркса, но оно намного больше отвечает реальному развитию существующего положения вещей. Можно не полностью соглашаться со скоростью эволюции, со значимостью соответствующих форм и со степенью вмешательства, но не с самими явлениями как таковыми. Те социалисты, которые абсолютно серьезно хотят вторгнуться в окружающую их действительность и влиять на эту эволюцию, не могут продолжать упорствовать в априорной и прямолинейной критике, противопоставлять фактической эволюции эволюцию идеальную, которая нигде, даже в России, не может осуществиться. Незнание, сознательное или бессознательное, фактов еще как-то можно простить тем, кто верит в близкую революцию всего производственного устройства, но не тем, кто имеет цельный взгляд на развитие истории и на ком лежит сейчас практическая ответственность.

Это рассуждение, как мы говорили, особенно относится к Италии. Если существует такая страна, где простые и однозначные формулы наталкиваются на непреодолимую преграду из разнообразия климатов, культур, экономических форм и сил, то эта страна Италия, мать по крайней мере двух Италии:

[174]

современной, городской, промышленной Италии, и древней, сельской, еще чуждающейся западных цивилизаций, с чистыми и покорными массами. Эта последняя Италия живет вне, упорно вне тех условий существования, которые считаются необходимыми для возникновения и утверждения прочного социалистического движения марксистского характера. Даже если отвлечься от какой-либо существенной оценки марксизма, то все равно несомненно, что он может дать обоснование лишь такому политическому движению, которое опирается на категории рабочих крупной и средней промышленности и на часть сельского пролетариата. То есть, если опять вернуться к Италии, такому политическому движению, которое еще очень долго будет интересовать только часть, меньшинство итальянского рабочего класса, к тому же сосредоточенного на трети ее территории. Согласно последним данным переписи населения 1921 года: а) 56% населения, классифицированного как трудового, было отнесено к сельскому, и только 33% отнесено к промышленному и торговому; б) больше половины занятых в сельском хозяйстве составляет внушительная армия мелких собственников, аренда­торов и испольщиков; в) по крайней мере треть занятых в промышленности и торговле составляют владельцы, арендаторы или управляющие — количество огромное, свидетельствующее о малых размерах большей части промышленности; г) превращение Италии из страны преимущественно аграрной в страну промышленную произошло без чувствительного увеличения доли населения, занятого в промышленности и торговле (227 тысяч в 1882 году, 219 тысяч в 1901 году, 200-210 тысяч в настоящее время).

Из этого явствует, что на базе марксистской программы и тактики не завоевать большинства в Италии. Или надо примириться с положением меньшинства на неопределенные долгие годы или даже на несколько поколений, или надо устанавливать диктатуру. Итальянский коммунист, буквально привязан-

[175]

ный к марксизму, логичен наравне с русским в требовании диктатуры авангарда пролетариата и конца свободы. Но он менее логичен, когда претендует на то, что его диктатура отвечает интересам всего рабочего класса. На самом деле социалистический миф и неизбежная пролетаризация не улыбаются двум третям конкретных итальянских рабочих. В этих слоях коммунистический и даже социалистический призыв старого стиля неизбежно прозвучит в пустоте, за исключением периодов кризиса и общего возбуждения. Особенно в аграрном вопросе социалистам-марксистам никогда не удавалось выразить глубокие чаяния большой массы итальянских крестьян. Сдерживаемые предвзятой политикой и экономическими предрассудками, они кончили тем, что закабалили все социалистическое движение в интересах рабочих Севера, вызвав живейший протест социалистов Юга. Сейчас итальянские социалисты должны решиться. Хотят ли они навечно остаться особыми представителями всего одной части итальянского пролетариата, с буддистским терпением ожидая, что экономическая эволюция превратит Италию в Германию или в Англию с 8о% промышленных рабочих? Или же они хотят, не мешкая, завоевать, благодаря соответствующей и реалистической про­грамме, доверие всех или, по крайней мере, значительного большинства конкретных итальянских трудящихся, чтобы осуществить, наконец, политику, безусловно благоприятную для работы, мира и свободы? Если они будут предпочитать программы фактам, абстрактные цели движению, мифические обещания реальным действиям, им остается лишь следовать прежним путем; можно сказать наверняка, что час реальной ответственности правительства ни­когда не пробьет для них или, по крайней мере, для их партий. Даже если они войдут в правительство, то вероятнее всего для того, чтобы совершить действия скорее отрицательные, чем конструктивные, чтобы скорее контролировать и предупреждать,

[176]

чем действовать, и, сами того не замечая, закончат тем, что пойдут на поводу прогрессивных буржуа­зных групп, не связанных твердыми предписаниями и предварительными решениями. В любом случае, они тем самым обнаружат свое истинное призвание, поскольку социалистическое движение должно по своей природе заниматься интересами и проблемами всего рабочего класса, а не какой-нибудь отдельной группы, будь она большой или маленькой. Если же, наоборот, они понимают, что и они не смогут в ближайшем будущем прорваться к тому, что теперь является необходимостью для всех социалистических партий мира — то есть к обладанию властью, — то им следует прямо сейчас приступить к глубокому пересмотру своей программы, своей тактики, самой структуры движения, чтобы создать возможность для завоевания убедительного большинства. При этом мы не требуем от социалистов отказаться от своих идеалов, выбросить вместе с пропагандистским хламом мечту об обществе, построенном на принципе справедливости и свободы. Вовсе нет. Напротив, от них требуется не подвергать риску возможность реально­го прогресса в этом направлении своей болезненной привязанностью к формулам, программам, к изжившим себя методам. Требуется, чтобы они не превращали технические и практические средства в цели, а использовали средства, всегда соответствующие частичным целям, которые предлагается достигнуть; в общем, требуется идти в ногу с экономической и психологической реальностью своей страны, не баловаться мечтами об апокалиптических переменах и не рассчитывать на столь же спонтанное, сколь немыслимое, обращение масс. Заменить старую марксист­скую программу на программу более широкую по своим конечным задачам, но исторически и социально менее обусловленную, которая, привлекая универсальные мотивы и идеалы, охватывала бы не ту или иную часть рабочих, но всех без различия итальянских рабочих.

[177]

Этим изменениям в программе должны соответствовать организационные перемены. Прежний дуализм между партией и рабочим движением не может далее продолжаться. Чем больше на первый план будут выдвигаться проблемы движения, тем больше должна ощущаться и политическая значимость рабочих организаций. Рабочая демократия живет в профсоюзах, а не в партии: партия всегда в какой-то мере тяготеет к диктатуре во имя идеологии и далеких целей, которые предлагаются не потому, что они совпадают с устремлением большинства, а вследствие некоей присущей им внутренней доброты. Я совершенно определенно высказываюсь за реорганизацию социалистического движения на основах, схожих с британской рабочей партией: делать основной упор на рабочее движение, по своим физиологическим законам тяготеющее к единству и эффективному смягчению внутренних столкновений, особенно идеологического порядка, при одновременном существовании созвездия политических групп, культурных ассоциаций, кооперативов, касс взаимопомощи и т. д. То есть партия завтрашнего дня должна создаваться на более терпимых и благородных основах, чем те, что были вчера, и представлять собой федеративный синтез всех сил, борющихся за рабочее дело на фазе конструктивной рабочей программы. Она должна обращать внимание прежде всего на ближайшие задачи, на цели, достижимые в разумно короткий промежуток времени. Но один пункт она должна твердо отстаивать: фактическое приятие (оставим теоретический разбор философам истории) либерального метода политической борьбы. Здесь неприемлемы никакие двусмысленности или противоречия. Невозможно организовывать революцию и одновременно требовать от своих противников, чтобы те соглашались на ее постепенное проникновение в руководство государством, пока не произойдет мирное завоевание власти.

Реорганизация итальянского социалистического

[178]

движения в вышеуказанном направлении — реорганизация, которая уже существует в потенциале в союзе левых итальянских движений, борющихся за свою свободу и рабочую республику — в огромной мере способствовала бы решению самой деликатной проблемы, которая возникнет после краха фашизма: обеспечить в Италии прочное правительство. Вне всякого сомнения, что одной из причин победы фашизма явился упадок парламентской жизни, неспособность сплотить вокруг конструктивной программы однородное ядро сил. Социалисты, которые неизбежно составят центр правительства завтрашнего дня, должны быть в состоянии разработать реалистическую программу и гибкую организацию, позволяющие идти на неизбежные уступки в разных слоях населения. Скажу более: переход к правительственным обязанностям потребует от социалистов смягчить слишком строгое определение классов, несовместимое с нормальным функционированием демократических институтов. Партия, придя к власти, не должна править для себя, но для всех, приобретая универсальную ценность. На основе классовой программы социализм в Италии не завоюет в стране ни большинства, ни власти. Он должен быть готовым распространить свои влияния на весь класс трудящихся и править во имя одной ценности — работы, о которой с полным основанием можно сказать, что она интересует всех людей, так как все люди или почти все участвуют так или иначе в деле производства.

Было бы желательно, чтобы из этого взгляда на вещи могла возникнуть новая политическая партия. Уже не связанная с прошлым, она была бы более свободной от любой обязательной связи с прежними программами и методами и могла бы более свободно разработать, на основе этого особого пятнадцати­летнего опыта, обновленную программу.

[179]