1. Общая политическая обстановка в стране. «Революционная работа во имя будущего и практическая реформистская деятельность в настоящий момент»

Богатство идей в теоретическом багаже австромарксистов и позитивистов, предлагаемые ими своеобразные решения многих социальных вопросов не могли не породить разнообразную, интересную и весьма поучительную практику, ставшую теперь достоянием истории. Когда ниже речь пойдет о многочисленных формах конкретной деятельности СДПА и позитивистов в рабочих массах, внимательный читатель, вероятно, с некоторой долей изумления неизбежно проведет параллель с отдельными фактами сегодняшней действительности. В этом нет ничего удивительного, просто история лишний раз показывает, какие несметные богатства таятся в ее глубинах.

В конце XIX — первые годы XX в. в условиях двуединой монархии трудно было рассчитывать на практическое воплощение замыслов австромарксистов и позитивистов, поэтому деятельность их в тот период носила прежде всего теоретический характер (что не исключало, конечно, активного участия в политической жизни страны). Ситуация коренным образом изменилась после 1918 г., когда распалась, говоря словами Энгельса, «лоскутная, составленная из унаследованных и наворованных клочков, австрийская монархия, эта организованная путаница из десятка языков и наций, это бессистемное нагромождение самых противоречивых обычаев и законов...» 1.

Роль австромарксистов и возглавляемой ими СДПА в круше-

[81]

нии Габсбургов освещается в современной науке неоднозначно. Известный исследователь Роберт Канн полагает, например, что империя пала независимо от каких-либо действий социал-демократической партии, которая приняла участие в событиях лишь на заключительной фазе, когда гибель монархии уже была предрешена. Но при этом, считает Канн, была выработана версия, согласно которой СДПА представала могильщицей империи и последовательным борцом за республику.

Эту точку зрения поддерживает Норберт Лезер. Он обращает внимание на такие факты: еще 20 сентября 1918 г. будущий бургомистр Вены Карл Зейц выступал на партийной конференции в духе прежней брюннской программы, хотя улицы австрийских городов были заполнены революционно настроенными массами трудящихся, а Отто Бауэр 11 октября и Виктор Адлер 21 октября в Национальном Собрании от имени социал-демократии заявляли о необходимости аншлюса. На основании этого Лезер делает следующее заключение: «Австрийская социал-демократия попала в исключительное в своем роде историческое положение, позволяющее использовать нимб и результаты революции, не делая ее собственными силами. Выступающие друг против друга народы своим нежеланием оставаться в едином государственном союзе привели Австрию в положение революции, которое до последнего времени не было твердо установившимся, поскольку в течение долгого периода оставалось лишь вероятным» 2.

С такой позицией не могут согласиться ученые-марксисты. Австрийская революция, как и любая другая, не явилась результатом счастливой случайности, своеобразным «выигрышем» в некоей лотерее, где разыгрывались возможные выходы из сложившейся в стране ситуации. Она стала следствием вызревавших в течение многих лет объективных и субъективных предпосылок. Угнетенные народы, входившие в состав империи, действительно не могли больше жить по-старому, налицо были и другие признаки революционной ситуации. Но для того чтобы свергнуть прогнившую монархию Габсбургов, нужен был еще достаточно многочисленный и организованный рабочий класс, готовый к революционной борьбе. И с точки зрения формирования субъективного фактора будущей революции деятельность социал-демократии вряд ли можно переоценить. В период империи СДПА была единственной политической организацией, выражавшей интересы пролетариата. Именно в рамках социал-демократических организаций шел процесс консолидации передовой части рабочего класса, здесь трудящиеся познавали основы марксистской теории.

В первые послереволюционные годы в стране сложилась сложная во всех отношениях ситуация. Крайне неблагоприятным было экономическое положение вновь образовавшейся республики, и особенно ее столицы. Не случайно У. Черчилль, мастер метких

[81]

и язвительных определений, сравнивал Вену с «пустой базарной площадью в обедневшей местности, которую покинули почти все жители» 3. Нужда, голод, разруха царили повсеместно. Особенно страшили людей зимы, когда остро ощущалась катастрофическая нехватка топлива. В сознании австрийцев беды и лишения того времени оставили заметный след и запомнились на всю последующую жизнь. Детские годы известного политического деятеля, бывшего канцлера Австрийской республики Бруно Крайского пришлись именно на послереволюционный период. И он хорошо запомнил, что его родная Вена в те времена была переполнена инвалидами, по улицам бродили многочисленные безработные, резко возросла плата за жилье 4.

Экономические трудности, постигшие не только семью Крайских, но и все австрийское общество, сочетались с многообразием и сложностью политической обстановки. В пестрой политической панораме Первой республики можно выделить три основных лагеря. Самым слабым из них был лагерь национальный. Он состоял из групп антиклерикально настроенных представителей среднего слоя города и деревни. В политическом отношении этот лагерь был представлен пангерманской народной партией, куда входили главным образом городские служащие, и ландбундом, в рядах которого объединялось в основном крестьянство Каринтии и Штирии. Эти организации пользовались также поддержкой протестантских по своему вероисповеданию крестьян Восточной Пруссии, которые в 1918 г. были выселены из Польши и размещены на землях словенцев, переселившихся в Югославию 5. Обе эти партии вплоть до 1934 г. активно сотрудничали с христианско-социальной партией.

В свою очередь ХСП была ядром консервативного лагеря и включала в себя сторонников церкви и социальной доктрины католицизма. В социально-классовом отношении это были прежде всего крестьянство и городская мелкая буржуазия, но в партию входило также немало представителей рабочего класса и крупной буржуазии — промышленников и помещиков. Больше всего австрийские католики опасались завоевания социал-демократами на свою сторону значительной части избирателей, так как считали, что это могло привести к установлению диктатуры пролетариата по образцу России. Такая позиция сближала их с представителями первого лагеря и создавала объективную основу для образования единого национально-консервативного антисоциалистического блока.

Между тем уже в ноябре 1918 г. в Вене, Зальцбурге, Инсбруке и других городах появились отряды «гражданской обороны», которые при отсутствии регулярной армии взяли на себя функции охраны границ. Однако вскоре эти отряды объединились в «Союз защиты родины» (хаймвер), деятельность которого сразу же при-

[83]

няла антисоциалистический и антидемократический характер. Так возник еще один социальный феномен, без учета которого картина политической жизни страны страдала бы односторонностью, — австрофашизм.

От своих собратьев в Италии и Германии он отличался рядом существенных особенностей. Прежде всего для него было характерно разнообразие течений. В том же хаймвере можно выделить два крыла: национальное, территориально охватывавшее Каринтию и Штирию и в конечном счете примкнувшее к национал-социалистам, и клерикальное, базировавшееся в землях Верхней и Нижней Австрии и выступавшее за создание корпоративного государства, что и привело его после 1934 г. в ряды созданного канцлером Дольфусом Отечественного фронта.

Оба эти крыла возглавлялись весьма любопытными личностями. Лидером первого был майор Фей, кавалер ордена Марии-Терезии — высшей военной награды Австро-Венгерской империи. Однако более известен был глава хаймверовцев-клерикалов Штаремберг. Он происходил из старинного дворянского рода, молодые годы провел в Германии, а вернувшись на родину, стал вести жизнь богатого плейбоя. После женитьбы на популярной актрисе Норе Грегор он вынужден был прервать полосу бесконечных романов и кутежей и, освободившись от столь «обременительных» забот, обратил всю свою кипучую энергию на политическую деятельность. Однажды прелата Зайпеля, в течение многих лет возглавлявшего правительство Австрии и христианско-социальную партию, спросили, как у такой умной женщины, как графиня Штаремберг, широко известной в аристократических кругах, мог родиться столь глупый сын? Канцлер лаконично ответил: «У него был еще и отец» 6,

Что же касается политической программы хаймвера, то следует, вероятно, обратить внимание на позицию известного английского специалиста по проблемам фашизма Ф. Карстена. Он писал по этому поводу: «Он (хаймвер — Авт.) не обладал позитивной идеологией, у хаймверовцев не было ясного представления, что должно быть на месте демократических институтов» 7. Такое безапелляционное утверждение верно, на наш взгляд, лишь отчасти. В Корнейбургской программе хаймвера, принятой в мае 1930 г., прямо говорилось: «Демократию и парламентаризм мы отвергаем. Мы признаем свою причастность к главным чертам фашизма». В этих словах вряд ли кроется иной смысл, кроме как стремление к созданию авторитарного государства и установлению тоталитарного режима.

Сложными были взаимоотношения австрофашизма в лице хаймвера с пангерманской партией и национал-социалистами. Последние находились в тесных контактах и под сильным влиянием германской реакции. С хаймвером их роднила ненависть к демо-

[84]

кратическим институтам и особенно политическим организациям рабочего класса. Проявлялась она на самых различных уровнях: от низовых организаций вплоть до парламентских заседаний. Однажды там вспыхнула очередная ссора между австрофашистами и социал-демократами. После выступления депутата от СДПА Штаремберг вскочил со своего места и с самым решительным видом сунул руку в карман. «Парень стреляет», — испуганно закричал социал-демократ. Но тот, весьма довольный произведенным эффектом, достал из кармана... золотую табакерку 8.

Австрофашизм стремился использовать все традиционные для этого течения методы воздействия на массовое сознание — от разжигания шовинистических эмоций до разнузданной социальной демагогии. Но идейная и организационная разобщенность в его рядах мешала достижению желаемого результата. Вплоть до 1938 г. хаймверовские отряды принимали активное участие в подавлении нацистских вылазок. Тот же Штаремберг после аншлюса эмигрировал во Францию и пытался, правда, тщетно, организовать там бригаду для ведения боевых действий против вермахта. Именно поэтому, кстати, после 1945 г. он смог вернуться в Австрию, не опасаясь преследований за свое прошлое. Но в политической жизни в послевоенный период Штаремберг, конечно, участия уже не принимал.

Слабость австрофашизма проявилась и в том, что, в отличие от германского, он так и не смог установить в стране тотальную систему террора. Коммунисты, социал-демократы, нацисты в одинаковой степени подвергались репрессиям со стороны авторитарного режима Дольфуса-Шушнига. Случилось так, что представители этих течений отбывали срок наказания в одной камере. Вместе с Крайским в 1936 г. сидели, например, нацист Зепп и коммунист Ауэрхан. «Он был хороший парень, — пишет в своих мемуарах Крайский, — но во всем защищал Сталина». Когда Зеппа сменил другой нацист, в камере начались жаркие дискуссии. Нацист надеялся, что через год в Австрию придет Гитлер и освободит его. Ауэрхан (вскоре он погиб, защищая республиканскую Испанию) ему возражал: «Гитлер начнет войну и проиграет ее, тогда придет Сталин и освободит нас». «Между ними, — с иронией вспоминал Крайский, — сидел я, социал-демократ, который никого не ждал и ничего не хотел».

Но даже в этих преследованиях обнаруживалась слабость и непоследовательность режима. Осужденные за политические преступления могли читать в тюрьме книги К. Маркса и В. И. Ленина. Случались и совсем забавные эпизоды. Например, администрация часто отправляла в тюрьму конфискованные номера нелегально издававшейся газеты СДПА «Арбайтер-Цайтунг» в качестве туалетной бумаги, заключенные охотно ее читали и были в курсе всего, что происходило в стране 9.

[85]

Реакционному альянсу буржуазно-консервативных сил противостоял с первых месяцев существования Австрийской республики социалистический лагерь. Его политическим стержнем была СДПА. В ее рядах объединилась не только значительная часть промышленных рабочих Австрии, но и многие представители других классов и социальных слоев.

Расширение социалистического лагеря за счет пролетариата было непосредственно связано с ростом его классового самосознания. Свою принадлежность к СДПА многие трудящиеся рассматривали как форму активного протеста против буржуазии и аристократии. Но этим, безусловно, не исчерпывается весь комплекс причин, обусловивших высокую степень влияния социал-демократической партии среди трудящихся масс и ее прочные позиции в политической жизни страны в период Первой республики. Ведь результаты выборов — самого массового политического действия — наглядно показывали резкое возрастание авторитета СДПА после свержения монархии. Из 2 998 297 избирателей, принявших в феврале 1919 г. участие в первых выборах в Национальное Собрание республики, 1 210 004 отдали свои голос социал-демократам (в 1911 г. СДПА смогла собрать только 307 156). Эта тенденция наблюдалась во всех землях Австрии (табл. 1).

Таблица 1

Итоги парламентских выборов 1919 г. в сравнении с довоенным периодом 10

ХСП смогла набрать лишь 1 068 382 голоса. А на выборах в Венский ландтаг из 68 мандатов СДПА получила 44, ХСП — только 19, чешская социалистическая и демократическая партия — 3, Пангерманская партия — 2 голоса 11.

Многие наблюдатели, а позже и исследователи склонны были объяснять успех социал-демократии некоей революционной эйфорией, пробудившейся на короткий период революционной активностью масс. Однако и на следующих выборах в Национальное

[86]

Собрание, проходивших в октябре 1920 г., за СДПА было подано значительное число голосов (хотя на этот раз социал-демократы подучили 62 мандата вместо 72 в 1919 г., а ХСП — 72 вместо 69).

Но зато среди рабочих организаций социал-демократическая партия стабильно сохраняла подавляющий перевес. В 1920 г., например, на выборах в Венский рабочий совет СДПА собрала 223 368 голосов (92,9%), а КПА — лишь 11 289 (4,7%), левая «Поале Сион» — 618 (0,3%), правая «Поале Сион» — 985 (0,4%), социалистическая рабочая партия (левая) — 3 424 (1,4%) 12.

Таблица 2

Итоги парламентских выборов 1920 г. 13

Такую высокую степень политического влияния нельзя объяснить просто стремлением трудящихся выразить в форме поддержки СДПА свой социальный протест. Рассматривая это явление, необходимо учитывать еще целый ряд факторов. В условиях глубокого экономического кризиса социал-демократическая партия не без оснований казалась многим единственной реальной силой, способной хоть в какой-то степени облегчить положение народа. Не случайно Б. Крайский подчеркивает, что определенный процент голосовавших за СДПА составляли члены организованных ею союзов, которые защищали интересы квартиросъемщиков и мелких рантье 14.

Став после свержения Габсбургов правящей партией и обладая мощной финансовой базой, социал-демократия могла оказывать существенную материальную помощь и способствовать получению работы (через те же производственные советы). В условиях хозяйственного кризиса и массовой безработицы членство в СДПА означало для многих рабочих единственную возможность прокормить семью. «Благодаря моей связи с социал-демократической партией, — вспоминал участник вооруженного восстания австрийского пролетариата Алоиз Эрятц, — мне удалось найти работу

[87]

на газовом заводе в Вене» 15. «Я вступил в СДПА для того, чтобы получить работу, — откровенно признавался в письме молодой подсобный рабочий, — так как социалисты были у власти, а находясь вне организации, устроиться на работу было невозможно» 16.

Немалое значение в политике социал-демократической партии имело культивирование полного доверия и преданности вождям, хотя на словах австромарксисты всегда подчеркивали свою демократичность в противовес большевизму с его «возвеличиванием отдельных личностей». Этому способствовало наличие в руководстве СДПА таких действительно незаурядных фигур, как О. Бауэр, К. Реннер, Ф. и М. Адлеры, которые были широко известны как блестящие ораторы, талантливые теоретики и политики. А самое главное, они умели чутко реагировать на любые изменения в настроениях масс, апеллируя при этом, как правило, к «здравому Смыслу», к «очевидным» фактам обыденного сознания. К тому же австромарксистские лидеры располагали гигантским по масштабам такой небольшой страны, как Австрия, партийным и идейно-пропагандистским активом, что значительно облегчало их воздействие на сознание трудящихся. В начале 30-х годов пресса СДПА была представлена 127 изданиями, общий тираж которых составлял 3 161 000 экземпляров 17. Только в Вене насчитывался в этот период 20 751 партийный функционер 18.

Стоит ли удивляться, что многие рабочие питали к главным идеологам австромарксизма искреннюю симпатию и уважение. В одном из типичных для межвоенного периода писем простая работница, назвавшая себя «мать, с начала века верящая в социализм», сообщала, что она очень благодарна вождям СДПА и «это никто и никогда не сможет вырвать из ее сердца и головы» 19. По мнению же другого рабочего, члена производственного совета одного из предприятий Вены, «доктор Бауэр обладает силой, гигантской силой пера, и было бы большой ошибкой обойтись без него...» 20.

Особенно восприимчивым к идеям австромарксизма оказались рабочие мелких предприятий и мастерских, которых в Австрии было множество. В. М. Турок отмечал: «Рабочие этих карликовых предприятий и мастерских были потомственными пролетариями, по уровню жизни и по своим классовым интересам они являлись составной частью рабочего класса. Однако на этих рабочих оказывала сильнейшее воздействие частнособственническая идеология. Они не теряли надежды обзавестись собственной мастерской и «выбиться в люди». Вместо того, чтобы вести борьбу против капитализма, эта прослойка рабочих верила, что небольшое снижение налогов спасет их от разорения... Этот слой рабочих верил в реформы» 21.

В результате на протяжении всего межвоенного периода СДПА сохранила с незначительными колебаниями численность своих 

[88]

рядов на очень высоком уровне как по всей стране, так и в столице (табл. 3).

Таблица 3

Численность СДПА, чел. 22

Ведущие позиции СДПА в политической жизни Австрии создавали благоприятные возможности для практической реализации идейных программ австромарксистов и левых представителей неопозитивизма. В основе масштабной и многоплановой деятельности социал-демократии в 1918—1938 гг. лежал один из главных теоретических постулатов австромарксизма, заключающийся в фактическом отказе от создания хорошо организованной, дисциплинированной партии пролетариата под предлогом борьбы за демократию против тактики заговора. Подготовка масс к грядущей социалистической революции должна заключаться, по мнению австромарксистов, прежде всего в развитии навыков сотрудничества и коллективизма, повышении культурного уровня с помощью свободных, демократических, ассоциаций трудящихся. Например, один из видных деятелей австрийского социал-демократического движения Отто Лейхтер, рассуждая о сущности австромарксизма, отмечал такие его основные особенности: марксистский характер политики австромарксизма и ориентация на упразднение капитализма в интересах рабочего классу; «связь между революционной работой во имя будущего и практической реформистской деятельностью в настоящее время», боеспособность, воспитательная работа во имя демократии 23:

Эта формула тесно переплеталась с другим основным положением австромарксизма, которое было сформулировано Виктором Адлером и выражало сущность проблемы взаимоотношения вождей и масс: «Лучше ошибаться вместе с рабочими, чем быть пра-

[89]

вым против них» 24. Взаимосвязь этих теоретических воззрений определялась прежде всего общностью их идейной платформы, которая в свою очередь уходила корнями в лассальянство, оказавшее немалое влияние на австромарксизм. Как и Лассаль, Макс Адлер считал, например, что «между революцией и эволюцией нет противоречия... Оно находится исключительно между революцией и реформой ввиду того, что первая характеризуется сломом существующего порядка, а вторая — изменениями внутри него» 25.

Концепция связи «революционной работы во имя будущего», под которой понималась фактически разработка теории, укрепление партийных организаций, и практической повседневной деятельности реформистского характера оборачивалась в реальной действительности чаще всего абсолютизацией и превалированием последней. В большинстве случаев австромарксистам не удавалось сохранить желаемый и необходимый баланс теории и практики, в результате чего на протяжении всего межвоенного периода явственно наблюдался перекос в сторону практической реформистской работы, особенно наглядно проявившийся в политике «красной Вены». В принципе существовала угроза не только чрезмерного увлечения практикой реформизма в ущерб революционной перспективе, но и, напротив, ослабления, внимания к необходимым повседневным задачам в силу излишнего преклонения перед идеями революционного будущего. Однако фактические события 1918— 1938 гг. убедительно показывают, что австрийской социал-демократии не было присуще такое увлечение и уж тем более в ущерб повседневным задачам. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть учебную программу Народного университета Вены. Например, в летнем семестре 1923 г. там преподавались философия, логика, эстетика, психология, иностранные языки, а также история искусств и музыки, проводились хоровые и оркестровые репетиции 26.

Вместе с тем значительные масштабы деятельности социал-демократии, высокая степень ее влияния на рабочий класс страны создавали своеобразную иллюзию силы, что таило определенную опасность, так как вело к переоценке собственных возможностей. Это не раз подводило СДПА в решающие моменты борьбы.