Бабёф. Письмо Шарлю Жермену. 10 термидора III года [28 июля 1795 г.]

ПИСЬМО ШАРЛЮ ЖЕРМЕНУ 9

10 термидора III года [28 июля 1795 г.]

(...)Это хорошо, что ты предвидишь все те возражения, которые враги рода человеческого не преминут выдвинуть против нашей системы, вернее против системы природы. Излагая эти возражения, ты вместе с тем их опровергаешь. Ты их опровергаешь довольно успешно, однако, на мой взгляд, ты оставляешь некоторые слабые, незащищенные места. Мне кажется, что нашим противникам было бы легко побить нас, если я не приду к тебе на помощь, противопоставив им нечто посильнее того, что ты выдвигаешь против них.

«Вы разрушаете торговлю, вы уничтожаете промышленность, вы утверждаете тунеядство; сельское хозяйство будет заброшено вследствие того, что великая семья окажется перед необходимостью мобилизовать многочисленные фаланги, чтобы завоевать и обеспечить свою независимость» 10

Таковы возражения, которые ты предвидишь, и я думаю, что в самом деле трудно представить себе другие, заслуживающие того, чтобы их опровергали. Мы сейчас рассмотрим в отдельности каждое из только что изложенных.

«Вы разрушаете торговлю». Конечно, мы разрушаем торговлю, и мы это делаем вполне сознательно. Ты, мой друг, мой дорогой генерал, очень кстати напоминаешь нам о примере Ликурга 11, который в своей республике тоже разрушил торговлю и объяснил нам, что это — тончайший яд, используемый тиранами для того, чтобы привить порабощенным ими народам пагубное влечение к роскоши и пышности; ты привел нам также пример Тира и Карфагена 12, павших под бременем собственного величия вследствие крайностей роскоши, изнеженности, похоти и деградации человеческой личности, этих уродливых неизбежных порождений торговли. Но разве не можем мы добавить нечто более убедительное, более наглядное, попросту внимательно и пристально приглядевшись к уязвимым местам торговли, к ее результатам, к тому воздействию, которое она оказывает на большинство граждан, на ее свойство выкачивать пот почти из всех, дабы создавать золотые озера для очень немногих? Сторонники торговли говорят, что она должна все оживлять. Она должна доставлять пищу всем своим агентам, от рабочего, взращивающего и обрабатывающего сырье, до руководителя мануфактуры, управляющего большим производством, и купца, доставляющего готовые изделия в различные точки государства. Да, торговля должна это делать, но она этого не делает. Она должна доставлять пищу всем своим агентам, она должна доставлять ее равными долями, но она доставляет ее очень неравными долями. Я спрашиваю вас, кто такие эти 99 плохо одетых людей из 100, которых я встречаю на улице? Присмотревшись, я замечаю, что все они агенты торговли. Я вижу, что те, кто выращивает лен, коноплю, кто их обрабатывает, равно как и шерсть, кто прядет то и другое, кто делает полотно и ткани, кто обрабатывает кожи, отделывает обувь, почти все сами ходят без рубашки, без платья, без обуви. Я также вижу, что почти во всем нуждаются те, кто своими руками делает мебель, хозяйственные и ремесленные инструменты, строит дома и т. д. Если затем я наблюдаю то незначительное меньшинство, которое ни в чем не нуждается, я вижу, что его составляют все те, кто ни к чему не прикладывает рук, все те, кто только считает, комбинирует и постоянно придает все новые формы весьма старому заговору одной части против целого; я имею в виду тот заговор, посредством которого заставляют работать множество рук, но те, кому эти руки принадлежат, не получают плодов своей работы; эти плоды скапливаются в огромном количестве в руках преступных спекулянтов, следящих за тем, чтобы они расходились только между их сообщниками, умеющими, подобно им самим, обзавестись денежными знаками, справиться с установленными по соглашению между ворами ценами всех вещей и сделать так, чтобы огромное множество рук, из коих все вышло, не могли ничего приобрести, ни к чему дотронуться или получили лишь пышную пену или тощую корочку. Трибун Гракх возмущен до бешенства при виде такого беспорядка. Он также говорит: торговля должна все оживить, она должна доставлять равное пропитание всем своим агентам.(...)

Уничтожение торговли в том виде, в каком она ныне существует, входит в план Гракха, в этот план, устраняющий всякого рода злоупотребления. Стало быть, ясно, что мы уничтожаем только злоупотребления торговли, а не саму торговлю. (...) Когда все работники производства будут отправлять на общий склад продукты своей индивидуальной работы в натуре и агенты распределения, работающие не на себя, а в интересах великой семьи, направят каждому гражданину его равную долю общей массы продуктов всей ассоциации в возмещение всего сделанного для их выработки, тогда, я полагаю, торговля не только не будет уничтожена, но и будет усовершенствована, ибо станет выгодной для всех.(...)

«Вы уничтожаете промышленность». С чего вы это взяли? Наши учреждения никого не перемещают, не расстраивают ничего из того, что есть. Все, что ныне делается, будет делаться и впредь, то, что каждый производит, будет производиться и дальше, и теми же лицами. Земледелец останется земледельцем; то же будет и со всеми другими работниками. Вся перемена будет состоять в том, что вместо того, чтобы каждый, как ныне, занимался своим промыслом ради своей малой Республики, все будут заниматься им в пользу большой Республики; вместо того, чтобы быть вынужденным ломать себе голову, придумывая, как бы мне обмануть моих ближних относительно важности выполняемой мной работы, либо стараясь создать преувеличенное представление о ее ценности, либо присваивая большое количество материалов или рабочих рук,— вместо всего этого я работаю свободно и спокойно, чтобы сделать лишь то, что должен сделать один человек, будучи уверенным: то, что я делаю, доставит мне и моей семье все необходимое; наконец, вместо того, чтобы быть вынужденным обменивать работу моих рук, как в прошлом, на денежные знаки, иной раз превышающие, а в другой раз не достигающие уровня моих повседневных потребностей, я буду обменивать эту работу на все необходимые мне предметы и буду уверен в том, что эта же работа всегда доставит мне все, что мне нужно, даже в те промежутки времени, когда я не смогу работать, а именно: в детстве, во время болезни и в старости,— ибо общество, заинтересованное в том, чтобы быть справедливым, примет на себя обязанность в виде аванса взять меня на иждивение в моем нежном возрасте, во время моей нетрудоспособности, а также в моей старости с тем, чтобы я мог служить обществу в том возрасте, когда я нахожусь в расцвете сил. Где тот безрассудный человек, который сочтет недостаточным поощрением эту гарантию, что ни он, ни его дети никогда не испытают недостатка в чем-либо? Чего же большего можем мы желать от наших нынешних учреждений? Мы, конечно, ненасытны: наши замыслы обогащения не имеют границ, но это происходит потому, что сами наши учреждения таковы, что нет столь огромного состояния, которое не могло бы исчезнуть под воздействием неизбежных случайностей. Мы никогда не уверены в том, что наше потомство и мы сами застрахованы от нужды. Но мы неизбежно ограничим свое тщеславие, когда будем знать как обуздать судьбу, когда у нас уже не будет больше никакой тревоги ни относительно нашей собственной участи в любую пору жизни, ни относительно участи всех наших потомков.

«Вы утверждаете тунеядство». Наоборот, именно его мы и уничтожаем. Предлагаемое нами равное распределение продукции всех объединенных промыслов основывается на обязательном равенстве вкладов, по крайней мере в той степени, в которой природа наделила каждого либо интеллектуальными, либо физическими способностями. Таким образом, поскольку одним из главных устоев ассоциации является обязательство сотрудничать, дабы иметь право получать, бездельники среди нас не смогут безнаказанно существовать. Закон объявит, что посягать на равенство есть тяжкое преступление и что пытаться получить свою долю, ничего не сделав для того, чтобы ее заработать, столь же серьезное посягательство на равенство, как и попытка получить долю двоих. Никому не будет позволено жить за счет других, в Республике не будет трутней. Совсем нетрудно будет установить за ними наблюдение, которое будет их сдерживать; и, внимательно рассмотрев этот вопрос, я предвижу, что в нашей системе уголовному кодексу не придется предусматривать другие случаи, кроме преступления против равенства, состоящего в нежелании работать; я также предвижу, что судам не придется карать за другие преступления, кроме этого.

«Сельское хозяйство будет заброшено, вследствие того что великая семья окажется перед необходимостью мобилизовать многочисленные фаланги, чтобы завоевать и обеспечить свою независимость». Я нахожу, что ты достаточно на это ответил одним лишь напоминанием о мобилизации 1,5 млн. человек во Франции. Эта мобилизация вовсе не привела к упадку сельского хозяйства. Чтобы распространять противоположные взгляды, надо быть или злонамеренным, или неспособным усвоить, подобно парижанам, правильные представления о соотношении между численностью сельского населения и числом рабочих рук, необходимым для ведения сельского хозяйства. Людям, обладающим несколько более точными представлениями, известно, что, благодаря применению [сельскохозяйственных машин], таких как плуг и другие вспомогательные орудия, и благодаря тому, что объединение земельных владений в немногих руках привело повсюду к созданию крупных хозяйств, сейчас имеется рабочих рук в 10 раз больше, нежели их требуется для обработки земли, а кто видел и наблюдал деревню до революции, может сказать, сколько он видел людей, пребывающих в томительной праздности. Если бы сохранился старый порядок вещей, то после роспуска всех наших армий это явление повторилось бы, и в еще более устрашающем виде, с еще более катастрофическими признаками, ибо, вернувшись в свои деревни, наши солдаты образовали бы колоссальную массу работников, нуждающихся в занятии, чтобы заработать на жизнь, и не находящих этого занятия вследствие чрезмерной конкуренции.

Итак, нечего бояться, что земледелие будет заброшено (...)

Ты очень правильно думаешь, и твое мнение точно совпадает с моим, относительно прекращения всякой торговли с нашими соседями на то время, пока не закончится дело обновления. Даже и после его завершения нам вовсе еще не нужно торговли одной нации с другой. Мы, конечно, сами обладаем, как ты это отмечаешь, тем, что нам необходимо, и мы должны быть достаточно трезвыми и достаточно умеренными в наших желаниях, чтобы уметь обходиться без чужеземных излишеств. Они могли бы возродить у нас вкус к изнеженности и роскоши, и это бы нас опять погубило. Кроме того, государственная торговля могла бы привести к возвращению частной торговли и идей, порождаемых алчностью. Однако, как и ты, я хочу, чтобы мы не изолировались, как волки, от других жителей Европы, я хочу, чтобы мы отнюдь не стали непреступными для них, и я также согласен на то, чтобы они могли приезжать, наслаждаться зрелищем нашего счастья и увозить с собой прекрасное желание подражать нам; все это вопреки тому, что великий народ, одаренный некоторой мудростью, китайцы, дали нам пример знаменитой стены, будто бы не позволяющей иностранным порокам, иностранному властолюбию преступно приближаться к земле, искони являющейся убежищем для многих добродетелей. Но я хотел бы, чтобы мы явили восхищенному созерцанию других народов еще одну добродетель, которая выразилась бы в том, чтобы дать им, исключительно в виде дара, все наши излишки, и с искренним простодушием принять, только в качестве подарка, не требуя его, все, что они захотят нам предложить.

Это, конечно, великая идея — твоя надежда на воодушевление одного человека другим, на внезапное побуждение к свободе большей части рода человеческого. Но надо еще посмотреть, что осуществимо. То, что ты предлагаешь, было бы осуществимо, если бы было возможно беспрепятственно пропагандировать достаточно продолжительное время, чтобы массе стала совершенно ясной та цель, в достижении которой она заинтересована. Но если бы ты захотел посвятить в это дело всю страну, прежде чем попытаться осуществить наш замысел, ты был бы задержан на первых же шагах теми, кто ныне располагает властью; ты, стало быть, был бы вынужден произвести через своих надежных исполнителей без предварительной подготовки умов в одну ночь, в один час, твой всеобщий пожар 13. Но твоих надежных исполнителей приняли бы за разбойников, и с ними расправились бы попросту, как с поджигателями. Неважно, что они одновременно распространяли бы наш священный манифест. Его вовсе не стали бы читать, все умы были бы охвачены ужасом. С одной стороны, люди образованные, но чьи интересы враждебны нашей системе, использовали бы волнение, предубеждение, возмущение толпы против вооруженных факелами апостолов, они воспользовались бы этим, чтобы побудить повсюду срывать наш манифест; с другой стороны, непросвещенная толпа, действительно взволнованная только что упомянутыми мною действиями, слишком чуждая новым идеям реформации, особенно такой необычной, как наша, очень мало способная в одно мгновение проникнуться ими, конечно, всецело пошла бы на поводу у врагов равенства, а наш проект, похороненный при самом своем рождении во мраке забвения, оказался бы искаженным наемными предателями, находящимися на службе у сильнейших, и дошел бы до потомства как одна из тех попыток, в которых нелепость и безумие сочетаются с неслыханно жестоким желанием осуществить переворот, разрушающий всякий разумный и справедливый порядок.

Тогда как, я думаю, при том способе, который я предлагаю, а именно поднять на восстание сперва только какой-нибудь небольшой район нашей страны, легче будет заставить местных жителей в короткое время оценить наши принципы, осуществить их там, привлечь там множество людей, которые станут их проповедниками и пропагандистами, и крики энтузиазма, которые они неизбежно вызовут, сразу привлекут на нашу сторону всю округу, и так, постепенно, я надеюсь, наша Вандея будет распространяться от одних к другим достаточно быстро, со всей желательной скоростью, чтобы не приходилось беспокоиться о сохранении и умножении достигнутых успехов и можно было располагать сроком, необходимым для создания временной администрации равенства.(...)

Примечания

9. Жермен, Шарль — соратник и единомышленник Бабефа, активный участник «Заговора равных».

10. Текст, заключенный в кавычки, взят из письма Жермена к Бабефу, в котором Жермен опровергал предполагаемые аргументы противников «системы равенства».

11. См. наст, изд., с. 150, прим. 4.

12. Тир — древний город-государство в Финикии (современный Сур в Ливане), основан в IV тысячелетии до и. э.; Карфаген — древний город-государство в Северной Африке (в районе современного города Туниса), основан в IX в. до н. э. финикийцами.

13. Жермен в своем письме выражал надежду, что все общественное преобразование можно будет осуществить «при помощи надежных исполнителей в одну ночь, в определенный час...». Бабеф предостерегал Жермена против подобных утопических иллюзий.

Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. Ред. А.И. Володина. – М.: Политиздат, 1982, с. 187-193.