Предисловие.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Общее изложение и подготовительные понятия

Нет желания более общего, чем желание вдвое увеличить свой доход по какой-нибудь счастливой случайности, как богатая женитьба, наследство, синекура 32, и если бы нашли средство поднять доход каждого не вдвое, а вчетверо по реальной его ценности, то такое открытие было бы, безусловно, наиболее достойным общего внимания.

Таков будет плод природосообразного социетарного способа действия: во Франции годовая продукция, оцениваемая в шесть миллиардов 33, поднимется до двадцати четырех с первого же года социетарного строя; такая же соразмерность будет и для других государств.

Самое колоссальное богатство было бы обманчивым, если бы не поддерживалось порядком распределения, гарантирующим:

пропорциональное распределение и участие бедного класса в этом приращении дохода; равновесие народонаселения, неограниченный рост которого вскоре нейтрализовал бы учетверение и даже удесятерение действительного богатства. (...)

Заглавие Новый хозяйственный мир показалось мне наиболее точным для обозначения этого прекрасного социетарного порядка, который среди прочих свойств обладает свойством создавать трудовое притяжение: при нем увидят, как наши празднолюбцы, даже щеголихи, будут на ногах с четырех часов утра, зимой как и летом, чтобы с жаром отдаваться полезным работам — уходу за садами и за птичниками, занятиям домоводством, фабричным производством и другим, в отношении которых механизм строя цивилизации внушает отвращение всему богатому классу.

Все эти работы станут привлекательными благодаря влиянию совершенно неизвестного распределения, которое я буду называть сериями по страсти, или сериями контрастных групп: это — механизм, к которому тянутся все страсти, единственный порядок, соответствующий требованию природы. Дикарь никогда не усвоит производственного труда, пока не увидит, как он осуществляется в сериях по страсти.

При этом строе практика правдивости и справедливости становится путем к богатству, а большинство ведущих к упадку, по нашим нравственным воззрениям, пороков, как гурманство, становится путем трудового соревнования, так что гастрономическая утонченность здесь поощряется как движущая сила мудрости,— такая система являет собой противоположность механизму строя цивилизации, ведущему к богатству путем обмана и приписывающему мудрость умерщвлению плоти. В силу этого контраста строй цивилизации, где царят обман и отталкивающий труд, будет наименован миром навыворот, а социетарный строй — миром в прямом смысле, основанным на применении правдивости и привлекательного труда.

Особенно для ученых и деятелей искусства социетарный строй будет новым миром и миром в прямом смысле: они обретут здесь сразу предмет своих самых пылких желаний — безмерное богатство, в двадцать и в сто раз большее, чем то, на какое они могут надеяться при состоянии цивилизации, подлинной стезетерниев для них: там они захлестнуты всяческими неприятностями, попадают во всякого рода зависимость.

Что касается других классов, которым я возвещаю учетверенный доход, то они сначала станут подозревать меня в преувеличении; но социетарная теория так легка для понимания, что всякий сможет быть ей судьей и оценить самым справедливым образом, верно ли, что соответствующий природе образ действий, описанный здесь под наименованием серий по страсти, должен дать продукцию, вчетверо большую, чем продукции нашего производства, раздробленного и подразделенного на столько хозяйств, сколько есть супружеских пар.

Один предрассудок во все времена препятствовал изысканиям в отношении ассоциации; говорили: «Невозможно объединить в ведении домашнего хозяйства три-четыре семьи без того, чтобы уже к концу недели здесь не стали проявляться раздоры, особенно среди женщин: тем более невозможно объединить в ассоциации тридцать — сорок семейств, а триста или четыреста и подавно».

Это — весьма ложное рассуждение, ибо, если бог желает экономии и механики, он мог строить расчеты только на ассоциацию возможно наибольшей численности; поэтому неуспех с небольшими объединениями из трех и тридцати семейств был предвестником успеха с большим числом, если только предварительно изыскать теорию природосообразной ассоциации, или угодный богу и соответствующий требованию притяжения образ действия, являющийся проводником воли бога в области социетариой механики. Он управляет материальным миром при посредстве притяжения; если бы он употреблял иную движущую силу для управления социальным миром, то в его системе не было бы единства, а была бы двойственность действия 34. (...)

Помимо писаний, были сделаны практические попытки в отношении ассоциации, опыты в Америке и Англии. Секта, руководимая г-ном Оуэном 35, утверждает, что она основывает социетарный строй; делает же она совсем противоположное: в силу ложности ее образа действия, во всех смыслах противного природе, или притяжению, она трудами своими подрывает доверие к идее ассоциации. Поэтому секта Оуэна не прельстила ни дикарей, ни людей строя цивилизации, обитающих по соседству: ни одна орда, ни одна провинция Соединенных штатов не пожелала принять этот монастырский режим общности благ, этот полуатеизм, или отсутствие божественного культа, и иные чудовищные вещи, которые г-н Оуэн украшает наименованием ассоциации. Он играет на слове, пользующемся доверием; он делает из него предмет спекуляции, принаряжаясь филантропическими формами; а равнодушие ученых корпораций в отношении этой крупной проблемы, их пренебрежение к уточнению условий, которые надлежит выполнить, и цели, которой следует достигнуть, дают интриганам благоприятные возможности, чтобы ввести общественное мнение в заблуждение по этому вопросу.

Ни один из писателей или предпринимателей не подходит к существу вопроса, к проблеме ассоциирования при ведении земледельческого и домашнего хозяйства не только денежных и трудовых данных массы неравных по состоятельности семейств, но и ассоциирования страстей, характеров, вкусов, инстинктов; развития их в каждом отдельном человеке без того, чтобы задевать массу; раскрытия с самого раннего возраста трудовых призваний, которых много у ребенка; определение каждого на различные места, куда его зовет природа; частой перемены работ и поддержания очарования, достаточного для того, чтобы порождать трудовое притяжение. (...)

Поэтому слово ассоциация осквернено, лишено влияния. Одни берут его как прикрытие выборных интриг и происков биржевой игры; другие видят в нем движущую силу атеизма, потому что секта Оуэна, вследствие упразднения божественного культа, навлекла на себя в Америке кличку секты безбожников. Все эти происшествия распространяют на подлинную ассоциацию столько недоверия, что я не счел подходящим поместить в заглавии моего краткого очерка это слово ассоциация, ставшее лишенным смысла с тех пор, как оно служит прикрытием для всяких происков.(...)

Очевидно, что народ самых цивилизованных стран столь же беден, как и пребывающее в состоянии варварства простонародье Китая и Индостана, и что раздробленное хозяйство или семейное домоводство является только лабиринтом страданий, несправедливости и кривды.(...)

Наш век утверждает, что он отличается духом ассоциации; как же это случилось, что в области замледелия он усвоил распределение по семьям, являющееся наименьшим из возможных сочетаний. Нельзя вообразить объединения меньшие, более антиэкономичные и более антисоциетарные, чем эти земледельческие объединения в наших деревнях, ограниченные супружеской четой или семьей из пяти-шести человек, в деревнях, строящих триста амбаров, триста погребов, размещенных и обслуживаемых наихудшим образом, тогда как при ассоциации достаточно было бы одного амбара, одного погреба, хорошо расположенных, хорошо обеспеченных принадлежностями и занимающих только десятую часть числа исполнителей, какого требует раздробленное ведение хозяйства, или посемейный строй.(...)

Впрочем, строй цивилизации занимает в последовательном ряду ступеней движения важную роль, потому что именно он создает движущие силы, необходимые для того, чтобы направиться по пути к ассоциации: он создает крупное производство, высокие науки и изящные искусства. Следовало воспользоваться этими средствами, чтобы подняться выше по восходящим ступеням общественного развития, не коснеть навеки в этой бездне страданий и смехотворных явлений, именуемой цивилизацией, которая, при всех своих производственных успехах и потоках ложного просвещения, не умеет обеспечить народу труд и хлеб.

На других планетах 36, как и на нашей, человечество принуждено проходить около сотни поколений при неверном и раздробленном механизме, охватывающем четыре периода — дикости, патриархальности, варварства и цивилизации, и томиться при этом до тех пор, пока не выполнит двух условий:

1°. Создать крупное производство, высокие науки и изящные искусства, поскольку эти движущие силы необходимы для установления социетарного режима, не совместимого с бедностью и невежеством.

2°. Изобрести этот социетарный механизм, этот новый хозяйственный мир, противоположный раздробленности.

Чтобы преуспеть в этом, имелось очень много путей, о которых я буду говорить в ходе настоящего краткого изложения; всеми ими пренебрегли, среди прочих — и исчислением притяжения по страсти, которое подсказывали успехи Ньютона в исчислении материального притяжения 37 .

Первое условие было очень хорошо выполнено; мы уже давно продвинули производство, науки и искусства на достаточную ступень. Уже афиняне могли основать социетарный режим, заменив рабство выкупами, выплачиваемыми ежегодными платежами.

Но второе условие вовсе не было выполнено: за сто лет, с тех пор как начинают заниматься вопросами хозяйствования, не подумали о том, чтобы изобрести механизм, противоположный раздробленности, мелким семейным хозяйствам; даже не предложили изыскание режима согласованного хозяйствования 38 в домоводческих и земледельческих занятиях. Предлагают сотнями премии за незначительные ученые споры, за бесполезные сочинения, но ни единой маленькой медали за открытие природосообразного социетарного способа действия.

Между тем каждый замечает, что социальный мир отнюдь не достиг цели и что успехи производства — лишь средство обмана массы.(...)

В ответ софистам, расхваливающим нам этот социальный хаос как быстрое шествие к возрастающей совершенствуемости, будем настаивать на трех первостепенных условиях социальной мудрости, ни одно из которых не может быть выполнено при режиме цивилизации,— каковыми являются:

трудовое притяжение,
пропорциональное распределение,
равновесие народонаселения,
экономия движущих сил 39.(...)

Я обращал внимание на то, что, если бы народ строя цивилизации пользовался обильным минимумом, гарантией питания и пристойного содержания, он предавался бы праздности, потому что производство строя цивилизации является весьма отталкивающим; поэтому надо, чтобы при социетарном режиме труд был столь же привлекательным, как ныне наши празднества и зрелища: в этом случае покрытие авансированного минимума будет обеспечено трудовым притяжением, или страстью народа к весьма приятным и весьма прибыльным работам, страстью, которая сможет сохраняться постольку, поскольку будет существовать способ справедливого распределения, отпускающий каждой личности — мужчине, женщине или ребенку — три дивиденда, определенных по его трем производственным данным — капиталу, труду и таланту 40 и вполне достаточных для него.(...)

Заметим хорошенько это свойство, присущее социетарному механизму,— удовлетворять все классы 41, все партии; именно по этим соображениям успех в данном случае окажется столь легким, и небольшой опыт, проделанный на семистах человеках 42, сразу решит всеобщее преобразование, потому что здесь увидят осуществленными все благодеяния, о которых философия только мечтает: подлинную свободу, единство действия, царство правды и справедливости, ставших путями к богатству; при строе же цивилизации, где правда и справедливость не ведут к богатству, невозможно, чтобы им отдавали предпочтение,— поэтому видно, как плутня и несправедливость господствуют во всем законодательстве строя цивилизации и возрастают по мере успехов производства и наук.

В предчувствиях, касающихся предназначения, народ является лучшим судьей, чем ученые: он дает состоянию цивилизации наименование мира навыворот — понятие, включающее в себя возможность мира в прямом смысле, теорию которого оставалось открыть. (...)

Всякая женщина, желающая прославиться и имеющая некоторые денежные средства, может притязать на пальму основательницы всемирного единства и устроиться главой опытной компании. Эта роль хорошо подошла бы госпоже де Сталь 43, которая домогалась большой славы и обладала состоянием, раз в двадцать более чем достаточным для того, чтобы стать во главе дела основания.

Некоторые люди без больших средств также могут притязать на такой блестящий успех: пользующийся признанием писатель может побудить какого-нибудь друга человечества, подобного королю Баварии 44, к решению произвести социетарный опыт. В этом случае человек, содействовавший этому делу основания в качестве оратора или зачинателя, получает долю блеска и вознаграждения основателя 45.

Это — предприятие, для которого можно указать в Европе сто тысяч кандидатов, обеспеченных необходимыми средствами; не составит трудности склонить одного из них к решению, доказав ему, что он вскоре получит от этого несметное богатство и славу.(...)

Огромность социетарной продукции (...) Назначение рода человеческого — либо безмерное счастье при божественном и социетарном строе, либо безмерное несчастье под властью законов человеческих, при строе раздробленного и обманного хозяйствования, которое, по сравнению с социетарным, не дает и четверти действительного дохода и одной сороковой доли наслаждения.(...)

Чем более ослепительны эти перспективы социетарного строя, тем важнее убедиться, точна ли его теория, действительно ли открыто исчисление трудового притяжения и механизма страстей. Чтобы приучить умы к этому странному новшеству, надо будет посвятить их немного в познание движения и судеб, которые почитали непостижимыми, укрытыми непроницаемой завесой. Действительно, существует завеса, одна из самых плотных катаракт, ослепляющая дух человеческий: эта катаракта состоит из пятисот тысяч томов 46, разглагольствующих против страстей и притяжения, вместо того чтобы заниматься изучением их.(...)

Порочный круг хозяйствования строя цивилизации

Бог создает социальные кодексы даже для насекомых,— мог ли он упустить создание такого кодекса для рода человеческого, гораздо более достойного его заботливости, чем пчелы, осы, муравьи? Разве он создал бы страсти и первоначала производства, не зная, для какого порядка он их предназначил? В таком случае он был бы более неразумен, чем даже наши рабочие; ибо архитектор, собирающий материалы для строительства, не преминет предварительно составить план сооружения, для которого он хочет их употребить.

Бог должен был предвидеть неумелость наших законодателей — Солонов, Юстинианов, Монтескье, Тарже 47. Если эти люди считают себя способными сочинять социальные кодексы, то бог с тем большим основанием может это сделать: у них есть в качестве опоры для их законов только принуждение, шпики и виселицы; бог имел бы опорой для своих законов притяжение, единственным распределителем которого он является. Сотня иных признаков создавала предчувствие наличия божественного кодекса, так что следовало поставить на конкурс задачу изыскания его и определить сначала метод, которого надлежит придерживаться в этом исследовании. (...)

Наши экономисты, смущенные видом устойчивости и даже развития нищеты, начинают подозревать, что их наука находится на ложном пути; спор по этому поводу завязался недавно между гг. Сэем и Сисмонди 48; второй, вернувшись после посещения заморских чудес, заявил, что Англия и Ирландия, с их огромной промышленностью, представляют лишь обширное скопище бедняков; что индустриализм до настоящего времени является лишь областью химер. Г-н Ж.-Б. Сэй возражал во имя чести науки; однако, говоря начистоту, политическая экономия была сбита с толку кризисом от избытка 1826 года 49; она старается оправдать себя. Уже видно было, как главы школы, такие, как покойный Дуголд Стюарт 50, говорили, что наука довольствуется пассивной ролью, что задача ее ограничена исследованием существующего зла.

Это значит действовать как врач, который сказал бы больному: «Моя услуга состоит в том, чтобы произвести анализ вашей лихорадки, а не в том, чтоб указать вам лечебные средства от нее». Такой врач казался бы нам смешным; однако именно такова роль, какую хотят взять ныне некоторые экономисты, которые, замечая, что их наука сумела лишь усугубить зло, и затрудняясь найти от него противоядие, говорят нам, как лисица козлу:

«Постарайся выбраться и приложи все свои усилия» 51.

Если допустить эту пассивную роль, этот эгоизм, в силу которого они полагают возможным извинить несостоятельность науки, то они будут еще в очень большом затруднении сдержать слово — дать анализ зла; потому что они не хотят признать его распространенность, сознаться, что все порочно в хозяйственной системе, что она во всех отношениях являет собой мир навыворот; посудим об этом по полупризнанию, вырвавшемуся недавно у г-на де Сисмонди: он признал, что потребление совершается в обратном порядке, что оно основано на прихотях бездельников, а не на благосостоянии производителя; это уже первый шаг к искренности анализа. Но разве обратный механизм ограничивается потреблением, разве не очевидно,

что обратным является обращение, производимое посредниками, именуемыми торговцами, негоциантами, которые, становясь собственниками продукта, грабят производителя и потребителя и сеют неурядицы в хозяйственной системе своими происками барышнической скупки, биржевой игры, плутни, вымогательства, банкротства и т. д.;

что обратной является конкуренция, влекущая к сокраще-нию заработной платы и ведущая народ к нищете вследствие успехов промышленности: чем больше она растет, тем больше рабочий вынужден мириться с самой отталкивающей работой по низкой цене; а с другой стороны,— чем больше возрастает число торговцев, тем более они вовлечены в плутню в силу трудностей прибылей.

Вот уже три движущие силы в хозяйственном механизме, направленные в обратном порядке; я легко насчитаю их тридцать 52, почему же признавать из них только одну — обратное потребление?

Хозяйственный строй представляет еще более выдающуюся разрушительную особенность — это противоречие двух интересов — коллективного и индивидуального. Всякий трудящийся находится в состоянии войны с массой и неблагожелателен к ней в силу личного интереса. Врач желает своим согражданам добрых лихорадок, а поверенный — добрых тяжб в каждой семье. Архитектору нужен добрый пожар, который превратил бы в пепел четвертую часть города, а стекольщик желает доброго града, который разбил бы все стекла. Портной, сапожник желают публике только материй непрочной окраски и обуви из плохой кожи с тем, чтобы их изнашивали втрое больше — ради блага торговли: это их припев. Суд считает подходящим, чтобы Франция продолжала совершать ежегодно 120 000 преступлений и правонарушений, подлежащих судебному разбирательству, поскольку это число необходимо для того, чтобы кормить уголовные суды. Так в хозяйственной системе строя цивилизации каждый отдельный человек находится в состоянии преднамеренной войны с массой,— необходимое следствие антисоциетарного образа хозяйствования, или мира навыворот. Мы увидим, как это смехотворное явление исчезнет при социетарном строе, где каждый отдельный человек может найти свою выгоду только в выгоде всей массы.

Из всех показателей, которые должны были поставить под подозрение нынешний хозяйственный строй, нет ничего более разительного, чем показатель простой шкалы в области распределения. Я разумею под простой шкалу, которая возрастает только с одной стороны, но не с другой: вот образец ее в приложении к пяти классам:

	бедный	стесненный	средний	зажиточный	богатый
А	0	1	2	4	8
В	1	2	4	8	16
С	2	4	8	16	32
D	4	8	16	32	64
Е	8	16	32	64	128

 

                                                                               

Линия А представляет начальное положение общества, когда различие состояния было мало выдающимся, где бедного класса, отмеченного нулем, не существовало.

По мере того как общественное богатство возрастает, как то видно по линиям В, С, D, Е, следовало бы, чтобы бедный класс получал часть его согласно пропорции, указанной в каждой из этих линий, т. е. чтобы на ступени богатства Е, когда богач имеет 128 франков в день на расходы, бедняк имел бы, по крайней мере, 8 франков: в этом случае шкала была бы сложной, пропорционально возрастая для всех пяти классов, но без уравнительства.

Однако, поскольку при строе цивилизации шкала растет только с одной стороны, бедный класс всегда остается на нуле, так что, если богатство достигло пятой ступени Е, богатый класс полностью получает свою долю в 128, бедный же — только нуль, потому что у него всегда меньше необходимого; таким образом, шкала строя цивилизации следует по поперечной линии 0, 2, 8, 32, 128, и масса, или бедный класс, далеко не получая доли в росте богатства, пожинает лишь прирост лишений, ибо она видит большее разнообразие благ, которыми не может пользоваться; она даже не уверена в получении отталкивающей работы, составляющей ее мучение и не представляющей ей иной выгоды, как выгода не умереть с голоду.(...)

Я хочу только прийти к цели, указанной в заглавии настоящей статьи: доказать, что все являет собой порочный круг при строе раздробленного хозяйства, или хозяйственном строе периода цивилизации: он создает своими успехами элементы благополучия, но не благополучие; последнее сможет народиться только из режима трудового притяжения и соразмерного распределения, согласно линии Е. Это распределение невозможно, пока труд является отталкивающим,— необходимо, чтобы народ оставался в состоянии крайних лишений для того, чтобы соглашаться заниматься им. Впрочем, поскольку строй цивилизации производит едва четверть того, что будет производить ассоциация, а населяет сверх меры, было бы невозможно обеспечить его муравейникам простонародья долю минимума, или пристойное необходимое.

Этот порочный круг хозяйственной системы так бесспорно признан, что со всех сторон начинают брать ее под подозрение и удивляться, что бедность рождается при строе цивилизации из самого изобилия 53. (...)

Итак, повторяю, промышленность строя цивилизации может создать лишь элементы счастья, но не счастье. Будет, наоборот, доказано, что чрезмерный рост промышленности ведет строй цивилизации к очень большим несчастьям, если не сумеют открыть средства действительного продвижения вперед по ступеням социального развития. Я сказал, что наша политика движется вперед на манер рака, хоть и похваляется быстрыми успехами. (...)

Каждый из социальных периодов, именуемых периодом цивилизации, варварства, патриархата, дикости или иначе, подразделяется на четыре фазы, аналогичные четырем возрастам жизни: это — 1° — детство, 2° — юность, 3° — возмужалость, 4° — дряхлость. Четвертая фаза, именуемая дряхлостью, является иногда полезным продвижением вперед: об этом можно судить по Египту, который, усвоив военную тактику, искусство мореплавания и определенные науки, вступает в дряхлое варварство четвертой фазы, ведущее постепенно к первой фазе периода цивилизации 54. Это, следовательно, действительный прогресс — точно так же как движение вперед ночи является приближением к дню.

Если бы строй цивилизации сумел пройти от своей третьей фазы, каковой является нынешнее его состояние, к своей четвертой фазе, которая еще не народилась, это было бы весьма благоприятной сменой, потому что мы приблизились бы к следующему периоду, периоду социальных гарантий 55, являющемуся ступенью высшей и смежной с периодом цивилизации. Гарантии — это благо, о котором мечтают все философы, не умея достигнуть их ни в каком смысле: чтобы подняться к гарантиям, надлежит выйти из периода цивилизации и взойти на следующую ступень. (...)

Писатели только и знают, что воскурять фимиам господствующим порокам, дабы освободить себя от искания средств против них: в отношении основных вопросов, как равновесие народонаселения, мы видим, что наука проходит мимо, говоря, что здесь ничего нельзя понять. Именно так Стюарт распутывает эту загадку чрезвычайного обилия простонародья, загадку, за которую взялись после него Уоллес и Мальтус 56, понявшие в ней не больше его.

Вопросы социальной политики будут все неразрешимы, пока будет желание умозрительничать по поводу строя цивилизации, являющегося интеллектуальным лабиринтом, порочным кругом во всех отношениях; но почему же не стали работать над тем, чтобы открыть новый общественный уклад?

Именно здесь было прекрасное поприще для стольких писателей, которые тщетно бьются в поисках нового сюжета.

Когда же по случайности они накладывают руку на какую- либо новую идею, как идея трудовой ассоциации, они спешат затемнить и запутать ее, приплетая к ней свои старые софизмы вплоть до самых смехотворных, как общность имуществ, нежное братство истинных человеколюбцев, полностью единых в своих мнениях.

Будучи далеки от этих моральных безвкусиц, которые пускает в ход секта Оуэна, мы полагаем, что при социетарном строе столь же надобны разногласия, как и согласия; именно с разногласий и надо начинать, и, чтобы образовать фалангу серий по страсти (социетарный кантон из 1800 человек), следует вызвать проявление по меньшей мере пятидесяти тысяч разногласий, прежде чем организовать проявления согласия. По этому примеру можно судить, насколько наш век был далек от путей ассоциации, привнося в изучение этого предмета все ложные суждения морали о страстях и путях социальной гармонии.(...)

Примечания

32. Синекура (от лат. sine cura — без заботы) — средневековая церковная должность в Европе, приносившая большой доход, не требующая от получавшего ее исполнения каких-либо обязанностей. В переносном смысле — хорошо оплачиваемая должность, не требующая большого труда.

33. Данные Фурье о национальном доходе Франции того времени значительно ниже действительных.

34. «Двойственность» (duplicite) Фурье считал явлением отрицательного порядка, отражающим раздвоенность, двоедушие, лживость строя цивилизации. Строй гармонии требует иного—«двоякости» (dualite), в которой два противоположных элемента сочетаются во внутренне согласованном единстве.

35. Фурье резко критиковал учение Р. Оуэна, равно как и его опыты по созданию коммунистических колоний, считая, что практическая деятельность Оуэна дискредитирует идеи социализма.

36. Фурье полагал, что все планеты заселены и, следовательно, там имеется социальная жизнь.

37. Фурье считал Исаака Ньютона (1643—1727) создателем учения притяжения в одной из отраслей движения — в области движения материального. Свое учение он рассматривал как продолжение исследований Ньютона. Свою заслугу видел в распространении учения о притяжении на все остальные виды движения, в особенности на высшее его проявление — движение социальное.

38. Грядущий общественный строй, по мысли Фурье, должен преодолеть бессвязность предшествующих периодов исторического развития человечества и создать порядок «согласованности».

39. Фурье сводит число выдвигаемых им «условии социальной мудрости» к трем, так как «экономия движущих сил» не относится к самим этим условиям, а является их следствием.

40. Фурье полагал, что капитал, труд и талант являются тремя факторами, определяющими плоды производственной деятельности, и называл эти факторы «производственными данными».

41. У Фурье не было четкого определения классов, которые он нередко называл «кастами», вместе с тем он неоднократно отмечал противоположность и взаимную враждебность классов общества при строе цивилизации. Обычно Фурье различал два основных класса — богатых и бедных, бездельников и людей труда, иногда он вводил средний класс или же говорил о четырех, пяти и даже шестнадцати классах (см.: Избранные сочинения, т. II, с. 164—168; т. III, с. 89; т. IV, с. 52). Фурье считал классовую борьбу, «междоусобную войну классов» величайшим несчастьем для человечества. По мысли Фурье, социетарный порядок, не устанавливая социального равенства, приведет к сотрудничеству классов на основе гармонии интересов, к слиянию классов в единых производственных и иных общественных объединениях порядка согласованности и окажется способным «удовлетворять все классы» (см.: Избранные сочинения, т. III, с. 263, 279, 543—555).

42. В других своих сочинениях Фурье допускал число участников опытной фаланги до 900 человек; фаланга строя ассоциации должна была, по расчетам Фурье, включать 1620 человек.

Со свойственной ему склонностью к точности исчислений, Фурье определяет 810 возможных человеческих характеров. При построении трудовой ячейки необходимо учесть интересы отдельного человека и обеспечить возможность для каждого занятия найти подходящего исполнителя. Удваивая число 810, чтобы иметь всегда заместителей, Фурье и определяет нормальный размер фаланги в 1620 человек. Допуская известные колебания, он устанавливает пределы состава ячейки от 1600 до 2000 человек.

43. Речь идет здесь об Анне-Луизе-Жермене де Сталь-Гольштейн (1766— 1817), известной французской писательнице.

44. Фурье имеет здесь в виду Максимилиана IV Иозефа (1756—1825), курфюрста баварского, получившего в 1806 г. от Наполеона королевский титул. В его царствование в Баварии был проведен ряд реформ, в том числе было отменено крепостное право.

45. Фурье считал, что для основания опытной фаланги нужно содействие четырех лиц: основателя, переговорщика, проповедника и открывателя (см.: Избранные сочинения, т. IV, с. 270).

46. Здесь Фурье разумеет всю массу продукции философов строя цивилизации.

47. Солон (между 640 и 635 — ок. 559 до н. э.) — выдающийся афинский законодатель; Юстиниан I (483—565) — византийский император, по указанию которого специальной комиссией юристов был составлен в 528—534 годах свод законов, вошедший в историю как крупнейший памятник римского права; Тарже, Ги-Жан-Батист (1733—1807)—французский юрист, автор одного из проектов Декларации прав человека и гражданина, позднее — один из составителей так называемого кодекса Наполеона.

48. Сэй, Жан-Батист (1757—1832) —французский буржуазный экономист; Жан-Шарль-Леонард Симонд де Сисмонди (1773—1842) — крупный швейцарский историк и экономист.

49. В 1825—1826 гг. разразился крупный экономический кризис, приведший к полному расстройству торгово-промышленной деятельности. Ф. Энгельс высоко оценил эту мысль Фурье (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 197; т. 20, с. 287).

50. Стюарт, Дуголд (1753—1828) — шотландский философ, психолог, экономист. Фурье ошибочно называет его главой школы политической экономии; главой школы был Джемс Стюарт (1712—1780).

51. Строка из басни Лафонтена «Лисица и Козел».

52. Обещанного перечня тридцати «движущих сил хозяйственного механизма строя цивилизации» Фурье не сделал.

53. Важность этого положения Фурье была отмечена Ф. Энгельсом (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 197).

54. Фурье имеет здесь в виду крупные преобразования, проведенные в Египте Мухаммедом (Мехметом)-Али (1769—1849).

55. О периоде социальных гарантий Фурье говорит несколько раз (см.: Избранные сочинения, т. II, с. 142—206; т. IV, с. 211—225).

56. Уоллес, Роберт (1697—1771) — шотландский священник, автор сочинений по вопросам народонаселения, в некоторой мере предвосхитивших теорию Мальтуса; Мальтус, Томас Роберт (1766—1834) — английский экономист, священник, идеолог наиболее реакционных слоев буржуазной аристократии. Основная работа Мальтуса «Опыт закона о народонаселении...». Согласно выдвинутому Мальтусом «естественному закону», население якобы возрастает в геометрической прогрессии, а средства к существованию — в арифметической. Причины бедствий трудящихся Мальтус видел в «легкомысленных привычках» к «неразумному» размножению.