Письмо

Я несколько дней потратил на поиски квартиры для тебя, но почти ничего не нашел. Квартиры либо слишком велики, либо слишком малы. Редко бывают две жилые комнаты вместе, спальни большей частью ужасно малы. Наконец, вчера я нашел две квартиры на выбор: 1) две большие комнаты, одна на втором, другая на третьем этаже; в каждой комнате кровать, за 95 фр. в месяц; за третью кровать дополнительная плата в 30 франков; завтрак — 1/2 фр. в день с головы или с желудка; 2) небольшой дом, принадлежащий тому же самому хозяину: одна комната внизу, наверху две смежные спальни, одна из которых довольно велика, и маленькая комнатка, за 150 фр. в месяц, завтрак за ту же цену. Тот, кто снимает дом, получает также и прислугу. Вышеупомянутые две комнаты находятся в ресторане «О дюк де Брабан», улица Лэ баттю, где при желании можно и столоваться. Но вы там в этом отношении будете совершенно независимы. Во всяком случае, при выборе одной из этих квартир ты хорошо сделаешь, если остановишься в «Дюк де Брабан», — там дешевле, чем в гостинице; если же комнаты тебе не понравятся, ты можешь попросить хозяйку показать тебе дом — он находится на улице Сёр бланш, № 5. Если и это тебе не подойдет, то ты найдешь другой дом...

Вчера Гесс передал мне твое письмо. Что касается переводов, то это дело еще совсем не налажено. В Бонне я хотел поручить кое-кому из тамошних людей перевести под моим наблюдением и руководством Фурье, конечно без космогонической нелепицы, и, если бы издатель согласился, издать эту вещь как первый выпуск такой библиотеки. Я как-то говорил об этом с Б[едекером], издателем «Gesellschaftsspiegel», и он, по-видимому, был бы непрочь взяться за это, но для большой библиотеки у него нет необходимых средств. Если издавать ее в таком виде, то, пожалуй, лучше обратиться к Леске или к кому-нибудь другому, кто в со-стоянии финансировать это предприятие. Взяться самому за перевод я в это лето не смогу, так как должен закончить английские вещи. Первая работа* отправлена на этой неделе Виганду, и так как я с ним договорился, что при получении рукописи он должен выслать мне 100 талеров, то дней через 8— 12 я надеюсь получить деньги и послать тебе. Пока имеются 122 франка 22 сантима, которые должны быть переведены 26 марта в Брюссель. С этим письмом ты получишь остаток денег, собранных по подписке. Если бы эльберфельдцы не затянули так безобразно все дело, — они могли бы собрать среди своих друзей-буржуа еще по меньшей мере двадцать талеров, — то ты получил бы деньги раньше и в большем количестве...

Наконец, после длительной переписки, я только что получил из Кёльна твой адрес и сейчас же сажусь тебе писать. Как только пришло известие о твоей высылке, я счел необходимым тотчас же открыть подписку, чтобы по-коммунистически распределить между всеми нами твои непредвиденные расходы в связи с высылкой. Дело пошло хорошо, и недели три назад я послал свыше 50 талеров Юнгу; я написал также дюссельдорфцам, которые собрали столько же, а в Вестфалии поручил агитировать в этом направлении Гессу. Подписка здесь, однако, еще не закончена, так как художник Кётген затянул дело, и поэтому у меня еще нет всех денег, на которые я рассчитываю. Я надеюсь, однако, через несколько дней получить все деньги, и тогда я тебе вышлю вексель в Брюссель. Так как я не знаю, хватит ли этих денег, чтобы ты мог устроиться в Брюсселе, то, само собой разумеется, я с величайшим удовольствием предоставлю в твое распоряжение свой гонорар за первую английскую работу*, который я скоро получу хотя бы частично и без которого я в данный момент могу обойтись, так как займу у своего старика...

Если я не ответил тебе раньше, то главным образом потому, что ждал обещанных тобой номеров «Vorwarts!». Но так как они до сих пор не получены, то я перестал их ждать, так же как и «Критическую критику»*, о которой ничего больше не слышно. Что касается Штирнера, то я с тобой совершенно согласен. Когда я писал тебе, я все еще находился под непосредственным впечатлением книги, а теперь, когда я отложил ее и смог лучше подумать, я прихожу к тем же выводам, что и ты. Гесс, — он все еще находится здесь, и я говорил с ним две недели назад в Бонне, — после некоторых колебаний пришел к тому же заключению, что и ты. Он прочитал мне свою статью о книге, которую скоро опубликует и в которой он, еще до ознакомления с твоим письмом, говорит то же самое. Я оставил ему твое письмо, так как он хотел кое-что оттуда использовать, и поэтому отвечаю тебе по памяти. Что касается моего приезда, то не подлежит никакому сомнению, что года через два я буду в Париже; кроме того, я твердо решил, что будущей осенью во что бы то ни стало приеду туда месяца на полтора. Если здешняя полиция станет чинить мне препятствия, то я и раньше приеду, а при здешнем положении дел эти негодяи могут в любой день потревожить нашего брата. Мы увидим на примере «Burgerbuch»  Пютмана, как далеко можно зайти без риска быть арестованным или высланным...

...Несколько дней назад я был в Кёльне и Бонне. В Кёльне все идет хорошо. Грюн, наверное, рассказал тебе о деятельности тамошних людей. Гесс тоже собирается через две или три недели отправиться в Париж, если получит необходимые для этого деньги. У вас там теперь и Бюргерс, так что получилось настоящее сборище. Тем меньше вы нуждаетесь во мне, и тем более нужен я здесь. В настоящий момент я безусловно не могу приехать — иначе я должен буду поссориться со всей моей семьей. Кроме того, у меня тут роман, и в этом отношении я тоже должен сперва принять какое-то решение. К тому же один из нас во всяком случае должен теперь быть здесь, так как нашими людьми необходимо руководить, дабы они занимались надлежащим делом, не разменивались на мелочи и не сбились с пути. Так, например, Юнг и многие другие не хотят понять, что между нами и Руге существуют принципиальные разногласия, и все еще думают, что это только личные дрязги. Когда им говоришь, что Р[уге] вовсе не коммунист, они все-таки этому не верят и думают, что мы поступаем опрометчиво, отталкивая от себя такой «литературный авторитет», как Р[уге]! Что прикажешь с ними делать? Приходится ждать, пока Р[уге] опять не выкинет какую-нибудь колоссальную глупость, так что это станет ad oculos* ясно всем этим людям. Мне кажется, что на Ю[нга] надежда плоха: ему не хватает твердости...

Ты, вероятно, удивляешься, что я до сих пор не дал о себе знать, и ты совершенно прав. Однако я и теперь не могу еще сказать тебе ничего определенного относительно своего возвращения. Вот уже три недели, как я нахожусь в Бармене и развлекаюсь, насколько это возможно, в обществе немногих друзей и многочисленной семьи, в которой, к счастью, имеется несколько милых женщин. О работе здесь нечего и думать, тем более, что сестра моя обручилась с лондонским коммунистом Эмилем Бланком — Эвербек его знает, — и поэтому теперь в доме у нас невероятная беготня и суета. Впрочем, я прекрасно понимаю, что мое возвращение в Париж еще встретит значительные препятствия и что мне, вероятно, придется провести в Германии полгода, а то и целый год. Я, конечно, сделаю все, чтобы избежать этого, но ты не можешь себе представить, какие мелкие соображения, какие суеверные опасения выдвигаются против моего отъезда...